Греческий долговой кризис поставил вопросы о том, может ли евро выжить без почти невообразимой централизации налогово-бюджетной политики. Но есть и более простой путь. Безответственное заимствование правительствами на международных кредитных рынках требует безответственного же предоставления кредитов. Органы, осуществляющие контроль над банками, должны просто сказать «нет» такому предоставлению кредитов учреждениями, которые уже попали к ним «на учет».
Предоставление кредитов иностранным правительствам различными способами, несомненно, более рискованное занятие, нежели необеспеченный частный долг или «бросовые» облигации. Частные заемщики зачастую должны предоставлять имущественный залог, например свои дома. Имущественный залог ограничивает риск для кредиторов, а страх перед потерей заложенной недвижимости поощряет заемщиков действовать осмотрительно.
Но правительства не обеспечивают имущественного залога, и главный стимул погашения ими долгов – страх быть отрезанными от международных кредитных рынков ‑ происходит из ошибочного предубеждения. Только те правительства, которые хронически неспособны финансировать свои издержки поступлениями от собираемых в стране налогов или за счет внутреннего займа, должны продолжать заимствовать крупные суммы за границей. Сильная тяга к услугам иностранных кредиторов обычно проистекает из некоторой глубоко укоренившейся формы неверного управления.
При заключении коммерческих кредитных договоров обычно предусматривают положения, которые ограничивают способность заемщика играть с судьбой в прятки. Соглашение о выдаче ссуды или долговые обязательства часто предусматривают, чтобы заемщики согласились поддерживать минимальный уровень свободного акционерного капитала или свободных наличных средств. У государственных облигаций, с другой стороны, нет никаких таких соглашений.
Точно так же, частные заемщики могут сесть в тюрьму, если они искажают сведения о своем финансовом положении для получения кредитов. Законы о ценных бумагах требуют, чтобы эмитенты корпоративных облигаций обстоятельно обозначили все возможные риски. В отличие от этого, правительства не платят штрафов за возмутительные искажения или мошеннический бухгалтерский учет, как это продемонстрировало греческое фиаско.
Когда частный заемщик объявляет дефолт, суды по делам о банкротстве контролируют банкротство или процесс реорганизации, посредством которого даже необеспеченные кредиторы могут надеяться возвратить хоть что-то. Но нет никакого процесса по ликвидации государства и никакой юрисдикции, где бы можно было пересмотреть его долги. Еще хуже то, что долг, который государства берут за границей, обычно выдается в валюте, ценностью которой они не могут управлять. Поэтому постепенное, невидимое сокращение долгового бремени путем обесценивания валюты редко является доступным выбором.
Предполагается, что право обложения налогами делает правительственный долг более безопасным: частные заемщики не имеют никакого права на прибыль или заработную плату, если они должны погасить свои обязательства. Но у права облагать налогами есть практические пределы, и моральное или законное право правительств обязать будущие поколения граждан возмещать долги иностранным кредиторам весьма сомнительно.
Предоставление кредитов государствам, таким образом, влечет неизмеримые риски, с которыми должны справляться специализированные игроки, готовые смириться с их последствиями. Исторически, суверенные кредиты являлись сферой деятельности нескольких бесстрашных финансистов, которые заключали осмотрительные сделки и владели мастерством политической прозорливости. Предоставление правительствам кредитов за имущественный залог в виде порта или железной дороги – или за право использования группировки войск, в качестве обеспечения по кредиту – до сих пор было неизвестно.
После 1970-х, тем не менее, суверенное кредитование стало институционализированным. Банк Citibank – руководитель которого Уолтер Ристон лихо объявил о том, что страны не объявляют себя банкротами – возглавил это движение, перекачивая потоки нефтедолларов сомнительным режимам. Это был более прибыльный бизнес, чем традиционное кредитование: несколько банкиры могли предоставить огромные суммы, не заботясь о проверке финансовой благонадежности – за исключением маленькой детали: правительства, берущие легкие кредиты, иногда объявляют дефолт.
Позже базельские соглашения разожгли аппетит банков в приобретении еще большего количества государственных облигаций, объявив их практически безрисковыми. Банки перебрали относительно высокодоходных долговых обязательств таких стран, как Греция, потому что они должны были резервировать лишь небольшую часть своего капитала. Но, в то время как долг имел чрезвычайно высокую ставку доходности, как кто-либо мог объективно оценить необеспеченные и фактически не имеющие законной силы обязательства?
Банковские ссуды суверенными заемщикам стали двойным катастрофой, способствуя созданию сверхзадолженности, особенно в странах с безответственными или коррумпированными правительствами. И, по той причине что большая часть риска ложится на плечи банков (а не, скажем, хеджевых фондов), которые играют центральную роль в смазке платежной системы, кризис суверенных долгов может нанести обширный ущерб. Греческий крах подвергал опасности благосостояние всей Европы, а не только греков.
Решение, обеспечивающее ломку связей между суверенными долговыми кризисами и банковскими кризисами является прямым: ограничить возможности банков по кредитованию теми случаями, где оценка готовности заемщиков и их способности выплаты долгов не является прыжком в неизвестность. Это означает никаких международных суверенных долгов (или тайных инструментов, таких как облигации, обеспеченные долговыми обязательствами).
Это простое правило не потребовало бы никакого сложного изменения в порядке работы европейских финансовых механизмов, и при этом оно не потребовало бы создания новых наднациональных органов. Это, конечно, мешало бы правительствам заимствовать за границей, но это имело бы хорошие последствия для их граждан, и никаких налогов. Кроме того, сокращая доступ правительств к международному кредиту (и, как следствие, стимулируя большую финансовую ответственность), это могло бы фактически помочь более инициативным и производительным заемщикам.
Такие ограничения не решили бы текущий кризис в Португалии, Ирландии, Греции или Испании. Но настало время для Европы и мира прекратить раскачиваться от одного краткосрочного затруднительного положения до следующего и обратиться к реальным структурным проблемам.
Амар Биде - автор книги «Призыв к правосудию» и преподаватель в школе юриспруденции и дипломатии Флетчера при Университете им. Тафтса. Эдмунд Фелпс - нобелевский лауреат и преподаватель в Колумбийском университете. Оба они являются членами-учредителями Колумбийского центра капитализма и общества.
По материалам Project Syndicate
Перевод с английского – Татьяна Грибова
Предоставление кредитов иностранным правительствам различными способами, несомненно, более рискованное занятие, нежели необеспеченный частный долг или «бросовые» облигации. Частные заемщики зачастую должны предоставлять имущественный залог, например свои дома. Имущественный залог ограничивает риск для кредиторов, а страх перед потерей заложенной недвижимости поощряет заемщиков действовать осмотрительно.
Но правительства не обеспечивают имущественного залога, и главный стимул погашения ими долгов – страх быть отрезанными от международных кредитных рынков ‑ происходит из ошибочного предубеждения. Только те правительства, которые хронически неспособны финансировать свои издержки поступлениями от собираемых в стране налогов или за счет внутреннего займа, должны продолжать заимствовать крупные суммы за границей. Сильная тяга к услугам иностранных кредиторов обычно проистекает из некоторой глубоко укоренившейся формы неверного управления.
При заключении коммерческих кредитных договоров обычно предусматривают положения, которые ограничивают способность заемщика играть с судьбой в прятки. Соглашение о выдаче ссуды или долговые обязательства часто предусматривают, чтобы заемщики согласились поддерживать минимальный уровень свободного акционерного капитала или свободных наличных средств. У государственных облигаций, с другой стороны, нет никаких таких соглашений.
Точно так же, частные заемщики могут сесть в тюрьму, если они искажают сведения о своем финансовом положении для получения кредитов. Законы о ценных бумагах требуют, чтобы эмитенты корпоративных облигаций обстоятельно обозначили все возможные риски. В отличие от этого, правительства не платят штрафов за возмутительные искажения или мошеннический бухгалтерский учет, как это продемонстрировало греческое фиаско.
Когда частный заемщик объявляет дефолт, суды по делам о банкротстве контролируют банкротство или процесс реорганизации, посредством которого даже необеспеченные кредиторы могут надеяться возвратить хоть что-то. Но нет никакого процесса по ликвидации государства и никакой юрисдикции, где бы можно было пересмотреть его долги. Еще хуже то, что долг, который государства берут за границей, обычно выдается в валюте, ценностью которой они не могут управлять. Поэтому постепенное, невидимое сокращение долгового бремени путем обесценивания валюты редко является доступным выбором.
Предполагается, что право обложения налогами делает правительственный долг более безопасным: частные заемщики не имеют никакого права на прибыль или заработную плату, если они должны погасить свои обязательства. Но у права облагать налогами есть практические пределы, и моральное или законное право правительств обязать будущие поколения граждан возмещать долги иностранным кредиторам весьма сомнительно.
Предоставление кредитов государствам, таким образом, влечет неизмеримые риски, с которыми должны справляться специализированные игроки, готовые смириться с их последствиями. Исторически, суверенные кредиты являлись сферой деятельности нескольких бесстрашных финансистов, которые заключали осмотрительные сделки и владели мастерством политической прозорливости. Предоставление правительствам кредитов за имущественный залог в виде порта или железной дороги – или за право использования группировки войск, в качестве обеспечения по кредиту – до сих пор было неизвестно.
После 1970-х, тем не менее, суверенное кредитование стало институционализированным. Банк Citibank – руководитель которого Уолтер Ристон лихо объявил о том, что страны не объявляют себя банкротами – возглавил это движение, перекачивая потоки нефтедолларов сомнительным режимам. Это был более прибыльный бизнес, чем традиционное кредитование: несколько банкиры могли предоставить огромные суммы, не заботясь о проверке финансовой благонадежности – за исключением маленькой детали: правительства, берущие легкие кредиты, иногда объявляют дефолт.
Позже базельские соглашения разожгли аппетит банков в приобретении еще большего количества государственных облигаций, объявив их практически безрисковыми. Банки перебрали относительно высокодоходных долговых обязательств таких стран, как Греция, потому что они должны были резервировать лишь небольшую часть своего капитала. Но, в то время как долг имел чрезвычайно высокую ставку доходности, как кто-либо мог объективно оценить необеспеченные и фактически не имеющие законной силы обязательства?
Банковские ссуды суверенными заемщикам стали двойным катастрофой, способствуя созданию сверхзадолженности, особенно в странах с безответственными или коррумпированными правительствами. И, по той причине что большая часть риска ложится на плечи банков (а не, скажем, хеджевых фондов), которые играют центральную роль в смазке платежной системы, кризис суверенных долгов может нанести обширный ущерб. Греческий крах подвергал опасности благосостояние всей Европы, а не только греков.
Решение, обеспечивающее ломку связей между суверенными долговыми кризисами и банковскими кризисами является прямым: ограничить возможности банков по кредитованию теми случаями, где оценка готовности заемщиков и их способности выплаты долгов не является прыжком в неизвестность. Это означает никаких международных суверенных долгов (или тайных инструментов, таких как облигации, обеспеченные долговыми обязательствами).
Это простое правило не потребовало бы никакого сложного изменения в порядке работы европейских финансовых механизмов, и при этом оно не потребовало бы создания новых наднациональных органов. Это, конечно, мешало бы правительствам заимствовать за границей, но это имело бы хорошие последствия для их граждан, и никаких налогов. Кроме того, сокращая доступ правительств к международному кредиту (и, как следствие, стимулируя большую финансовую ответственность), это могло бы фактически помочь более инициативным и производительным заемщикам.
Такие ограничения не решили бы текущий кризис в Португалии, Ирландии, Греции или Испании. Но настало время для Европы и мира прекратить раскачиваться от одного краткосрочного затруднительного положения до следующего и обратиться к реальным структурным проблемам.
Амар Биде - автор книги «Призыв к правосудию» и преподаватель в школе юриспруденции и дипломатии Флетчера при Университете им. Тафтса. Эдмунд Фелпс - нобелевский лауреат и преподаватель в Колумбийском университете. Оба они являются членами-учредителями Колумбийского центра капитализма и общества.
По материалам Project Syndicate
Перевод с английского – Татьяна Грибова
.jpg)
.jpg)
0 коммент.:
Отправить комментарий